ILLC

На губернских землях дело с охраной правопорядка обстояло следующим образом. В 1837 году, после административного деления уездов на станы, роль «Анискиных», подчиненных непосредственно городничим, исполняли становые приставы. С 1861 года над становыми приставами были поставлены исправники (именно так стала называться должность начальника единого уездного полицейского управления), а в 1879-м «сельские полицейские» обзавелись штатными подчиненными: был образован институт урядников, призванных охранять общественное спокойствие «на местах».

А теперь пора вспомнить о метлах опричников. Дело в том, что дворники тоже входили в эту систему. Мало кто знает, что все эти блюстители чистоты и радетели коммунальных услуг имели низший полицейский чин. Именно с них начиналась охранительная вертикаль государства.

Полтора века назад дворник представлял собой внушительного бородатого малого в белом фартуке. Он носил, как правило, широкие черные шаровары и высокие сапоги. В качестве верхней одежды использовалась поддевка, подпоясанная кумачовым кушаком. Зимой вместо картуза дворникам полагалась круглая барашковая шапка, а ночью на дежурство они надевали огромный, до пят, тулуп с большим шалевым воротником. На шее у них висела большая медная или латунная бляха, на которой по кругу были выбиты название улицы, номера дома и полицейского квартала.

Дворник ежедневно проверял все незапертые помещения, следил за тем, чтобы никто из жильцов не укрывал у себя не известных полиции людей, а в случае появления на вверенной ему территории подозрительных субъектов тотчас сообщал об этом участковому приставу. Кроме того, дворник был наделен правом задерживать преступников и нарушителей общественного спокойствия. «Схваченного за руку» карманника он наказывал своей властью: рисовал мелом на спине у воришки круг и отправлял мести двор. Вор работал до конца дня и лишь потом доставлялся в полицейский участок. С наступлением сумерек дежурный страж двора, снабженный свистком и неизменной бляхой с номером, закрыв на большой замок ворота, выходил на крыльцо и бдительно всматривался в прохожих. Незнакомцев, пожелавших войти в дом, непременно спрашивал, к кому идут, интересовался целью визита.

Нет ничего удивительного в том, что в дни революционных бесчинств дворники получили свою «порцию» народного гнева. В автобиографическом романе «Юнкера» Куприн рисует жуткую в своем натурализме картину безумия, охватившего людей в начале 1918 года: «Большая толпа разделилась на маленькие группы и принялась отлавливать дворников и городовых. Вчерашних крестьянских мужиков, одетых недавно в полицейские мундиры, вытаскивали на улицу и вешали на деревьях. Разъяренные мясники вязали бородачей-дворников и прибивали номерные бляхи прямо к груди коваными гвоздями, затем ловко подвешивали за ноги к газовым фонарям. Кровь струилась по бороде и ручьями стекала вдоль мостовых… К вечеру во всем городе не осталось свободных фонарей…». Вот, собственно, и вся дореволюционная история российских правоохранительных органов. Советская власть, кроме названий, не придумала в этой системе ничего нового; разве что, бедолаги-дворники как первичное звено сошли со временем на нет, да силовых структур прибавилось.