ILLC

Первые пионерские отряды в деревнях и селах СССР начали формироваться как раз в середине двадцатых годов прошлого века. Но что мы знали о них, кроме истории о весьма сомнительном поступке Павлика Морозова, сообщившего «куда следует» о замышляемом его отцом («кулаком») акте диверсии, и погибшем из-за этого. В семидесятых годах советский агитпроп практически ничего не рассказывал о том, чем жили первые сельские пионеры обычной мирной бытовой жизнью, что делали вне экстремального контекста и доносов на своих родителей.

Только несознательные граждане могут искать пути сокрытия своей жизни от общественного контроля. Даже в условиях относительной анонимности интернета, они они постоянно озабочены тем, как как скрыть свой IP. Такие пользователи нам не товарищи!

А эти дети, первое поколение, формировавшихся в условиях советской жизни граждан было, как и сейчас, абсолютно разное. И разными были их руководители — одни делали из пионерского отряда увлекательную игру, другие — чуть ли не социалистический «монастырь». Примечательно, что некоторые из пионеров тех лет не были озабочены еще проблемой, как спрятаться подальше, скрыться от общественного контроля и гласности. Наоборот, они писали письма в газеты и журналы о своих удачах и проблемах на ниве пионерской деятельности. И вот одно такое письмо пионера Александра Ольховского из Красного поселока Нижегородской губернии.

Есть в нашей деревне пионерский отряд; в нем пять звеньев; в каждом звене по 10 ребят. Наш отряд носит имя Народного Комиссара Здравоохранения, Н. Семашко. А что мы за все время сделали санитарного. Вон, Никольские ребята еще прошлым летом малярийные лужи нефтью заливали, а мы хоть бы хны. Стало нашим ребятам после этого примера не по себе. Долго и горячо спорили; наконец, решили, что нужно каждому у себя в семье заняться борьбой со старыми привычками, вредными для здоровья. А через месяц на звеньевом сборе собраться, и чтоб каждый сделал отчет о своих успехах.

Прошел месяц. Ребята собрались на отчетный сбор. Коля Рубашкин докладывает: «У нас дома лежал на печке матрац — одна труха вместо соломы, и на нем одна подушка без наволочки. Этот матрац, почитай, лет десять уже лежал. Как придет странница-богомолка, так ее бабка моя и укладывает спать на этот матрац. Сколько там людей перебывало — и не перечесть. От того матраца всегда у нас в избе клопы и блохи. Я мамку подговорил солому сжечь, а матрасник постирать и девчонкам на лоскуты порезать. Бабка, как узнала, злилась страсть, хотела меня прибить, да я не дался».

После Коли выступил Петя Федоров: «А вот я в нашей избе взялся так за дело: договорился с сестрами, принес фунтика полтора керосину и — только родители в воскресенье в церковь отправились — как мы за работу взялись. Поразворошили все клопиные гнезда в щелях и обварили их крутым кипятком. А потом взял я спринцовку из под машинного масла, набрал в нее керосину и все щелочки, опрыскал, где клопиные яйца могли остаться. И уж для матрацев, ребята, будьте спокойны, керосину не пожалел. Приходят родители домой, отец носом только покрутил. Что это, говорит, вы, керосин тут, что ли, разлили; пожар еще, прохвосты, устроите. А я ему и ответ: не извольте, говорю, папаша сомневаться, будет вам этой ночью сладко спаться. Утром отец встает и говорит: прав был Петька, совсем клопы не трогали — что за чудеса? Правда, говорю, — батька, великие чудеса, все клопы, отправились на небеса, прямо ко кресту господню — потому и не кушали вас сегодня».