ILLC

Начало здесь.

Лошадь нашла точку опоры, и быстрым скачком выбралась из воды.
Без особого труда выловили мы из воды сани, — вывезли их на берег.
— Как же, та перича, быть? — обратился ко мне крестьянин: на чем поедем то? Я всю упряжку изрезал… Видно, верхом придется.
Другого выхода не было.

Взгромоздились мы верхом на мокрую лошадь. И в таком положении прибыли в Малую Саврасовку. Там, у избы моего возницы, толпился народ. Нам дали дорогу, несколько изумленно поглядывая на нас. В двух словах мы объяснили причину нашего, не совсем обыкновенного способа передвижения.

Я подошел к утопленнику. Мальчик лет 8 лежал, весь голый, на разостланной на снегу рогоже. Я приложил ухо к сердцу, — оно билось чуть слышно.
— Жив — сказал я… Давно утонул?
— Часа с три.
— Что же вы тут с ним делали?
— Знамо дело — откачивали. Расспрашивать подробно было некогда.
Я велел внести мальчика в избу, открыл свой багажный кофр, который нисколько не промок в полынье, сделал ему там вспрыскивание камфоры, приступил к искусственному дыханию. Через несколько минут щеки у мальчика порозовели. Мальчик был спасен.

— Теперь расскажите, как он утонул, и что вы с ним тут проделывали, — обратился я к матери мальчика.
— На лыжах по пруду катался, в прорубь попал — сказала она.
— А долго в воде пробыл?
— Не… Тут же вытащили…
— Так зачем же вы его откачивали и, при этом, голого на снегу держали?
— Темнота наша… Захлебнулся он… Ну, народ сбежался, раздели его и давай… Вперед все кверху ногами держали, чтобы воду изнутря вылить… А посля того, — на рогоже подкидывали… Потом лицом к земле положили, — по спине евонную тетку задом сигать заставили, чтобы духу набрал… А он, глядим, все слабнет. Тады опять вверх ногами поставили — и все за ноги его трясли…
— Да от такого откачивания и здоровый мужик помрет, не то, что мальчик…
— Известно, — что темнота и беспонятность.

Я велел дать ребенку горячего чаю, укрыть одеялом и уложить спать…
— А как мы обратно поедем? — обратился я к привезшему меня, крестьянину.
— В объезд придется… Через Новую Мельницу. Там мост каменный. Верст восемь крюку.
На обратном пути у нас завязалась мирная беседа.
— Ребята у нас без призору, говорил крестьянин: с утра до ночи на улице — то их в прорубь занесет, то — на колокольню. Таперя, зимой, еще — туды-сюды. А летом, в рабочую пору, ребятишки наши, — как шпана какая. О прошлом годе один мальчонка кипятком сварился, другой — сам сгорел и чуть всю деревню не сжег.
— А яслей разве не было?
— То-то и оно-то… Что с нашим народом поделаешь. Один кричит: «Я за чужого платить не согласен, — у меня дети большие»… А другой, «у меня няньки есть». А што за нянька — ей и самой впору под мамкиной юбкой сидеть. Так-то оно. Темнота наша. А ясли нужны.

Дул теплый, влажный мартовский ветерок, незримо, журчат под снегом ручейки, и, умудренная опытом, деревенская кляча, не спеша, отмеривает несчитанные версты. Домой я попал только поздно вечером. Жена уже оплакивала меня, как покойника, — оказывается, кто-то из крестьян, проезжая, издали видел, как мы барахтались в воде и, ни мало не медля, донес моей жене, что я уже утоп.

А. Юсупов.