ILLC

Длинные подошли вечера. За окном поет вьюжный ветер, потрескивают деревья. Мигает огонек лампы. Нимацу подкручивает фитиль. На лавках парни, девушки. Их набралось сегодня полная изба. Ждут чтения «Молодой гвардии». Читать будет секретарь комсомольской организации. Нимацу подвигает лампу к Балханову, сокрушенно вздыхает:

«И когда у нас электричество проведут? Разве это жизнь? Морока одна! Погода такая, что уже к октябрю зима, день световой — совсем ничто!». — И сердито, с обидой Балханову: «Приедет тот корреспондент от журнала, спросит: что нового? Вот ты тогда и поговори с ним. А где это наш философ? Ты, Ринчин, не прячься. Ты ведь любитель трудностей. Ищешь, где потруднее. Без электричества уж так трудно — дальше некуда».

В комнате зашумели. Ринчин устремил свои черные, с огоньком глаза, и собрался говорить, но ему не дали.
— Радио тоже нет.
— Клуб никудышный!
— Тише! — Ринчин ударил ладонью о стол, передохнул и неожиданно для всех пошутил: — Чтобы в этой комнате стала светло, нужно одно…
— Что еще? — крикнула Нимацу.
— Чтобы у молодой хозяйки была светлая голова.
— Это не смешно!
— Печально.
— Что печально?
— Да я все о голове.
— А-а! — досадливо поморщилась Нимацу.
— В самом деле, ребята, у кого вы требуете электростанцию, радиоузел, клуб?
— А комсомол чего думает?
— О! Другое дело. С этого бы и начинали. А то — «философ, философ»… — передразнил, посмеиваясь Галсанов. Сандын поднялся из-за стола: «Я говорил о строительстве электростанции и радиоузла с председателем колхоза и парторгом. Деньги в колхозе есть. Вопрос будет еще обсуждается с народом. Весной приедут специалисты из города, начнутся строительные работы. А у меня такое предложение: не ждать специалистов, что нам под силу — делать самим».
— Вот, здорово! — восхищенно высказал кто-то общую мысль.
— Возражений нет?
— Нет! — выдохнули десятки голосов.
— Приступаем к чтению.

Утро выдалось теплое, со снежком. В белое одевалась земля. Над усадьбой машинно-тракторной станции — вороний галдеж. В мастерскую кучками спешили трактористы. Начинался обычный день. В кабинет агронома несмело постучали.
— Войдите.
В дверях стояла девушка, закутанная в пуховый платок.
— Вы ко мне?
— Мне бы агронома, — отозвалась девушка.
— Чем могу служить?
— Видите ли… Вы лекции у нас читали, а я не была. И мне теперь не доверяют. Говорят, что, я… В общем, правильно говорят. А я пришла к вам. Вы мне должны помочь. Агроном замигал глазами. Было видно, что он ничего не понял.
— Так нельзя, красавица. Давайте по порядку.
Девушка вторично объяснила. Агроном какое-то мгновенье смотрел на нее, потом упал грудью на стол и долго с удовольствием хохотал. У него выступили слезы, щеки сморщились, покраснели, но агроном никак не мог унять свою веселость.
— Ой, не могу! — стонал он.
Девушка терпеливо ждала, когда он успокоится. Виноватая улыбка скользила по ее лицу.
— Что же с вами, любезная, делать? — И как бывает со всяким человеком, когда ему не все понятно, агроном потянулся рукой к затылку. Но оттуда, видимо, помощи не последовало.
— Что же прикажете делать? — Агроном, явно старался выиграть время на обдумывание.
— Я не знаю. Лекции бы прослушать…
— Это для тебя-то одной? Да ты что?!
— Ну и не надо! — вдруг резко ответила она. — Я и не прошу, обойдусь…
— Ишь, какая горячая! «Обойдусь»…
— А, по вашему, для меня нельзя? Думаете, я ни на что не годна?
— Ну, нет. Скорее ты годна. Образование то какое? Семь классов. Вот что. Дам я тебе кое-какие книги по агротехнике. Не поймешь что — спросишь потом. Согласна?
— Угу — кивнула головой девушка. — А испытания когда?
— Какие испытания?
— Обычные.
— Это зачем еще?
— Как же без испытаний! Так никто не учится. Не надо тогда мне и книг ваших.
— Что-о? Никто не учится? Да ты кто собственно есть, кто тебе дал право так разговаривать?
— Никто. Я сама себе — право.
— Так! — убийственным тоном начал агроном. — Значит, право у тебя?
— И тут в усах его скользнула улыбка. — Ну, и у меня права есть. Через три месяца я устрою тебе экзамен. И чтобы не хныкать! Имейте в виду.

В. Сергеев.