Чем нас могут удивить инопланетяне?
Предыдущую часть читайте здесь.
Неблагодарное это дело — гадать, с чем к нам могут явиться гости, о которых мы ничего не знаем. Но неоднократно убеждался в том, что почти все прогнозы ученых в истории человечества содержат один и тот же контекст — инопланетный космический разум заведомо представлялся землянам более развитым и совершенным. Может быть, причиной тому является имеющаяся в подсознании даже у атеистов информация о том, что выше человечества только Бог, и что он непременно есть, и что он и есть космос? Так или иначе, профессор Иволгин ставит под сомнение то, что система знаний землян близка к совершенству, в сравнении с мировоззрением иных цивилизаций.
Ведь сегодня понятие элементарной частицы подвергается серьезной научной критике, в фундаменте квантовой теории поля имеются противоречия столь сильные, что они могут в обозримом будущем привести к радикальному изменению основных физических понятий. Разумеется, это не подвергает сомнению осмысленность сегодняшней системы физического знания и то, что это знание отражает физическую реальность материального мира. Но ведь это знание не исчерпывает физическую реальность! Так почему же мы столь уверены, что пройденный человечеством путь познания единственно возможный? Можно представить себе иную культуру (совершенно неважно притом, существует ли эта культура!), которая исходит из иного, чем мы, представления о мире. Для этой культуры может показаться весьма неестественным первоначальное членение мира на точечные материальные частицы.
Вспомним, что понятие материальной точки есть только удобная (для нас удобная!) фикция. Реальные материальные частицы имеют протяженность в пространстве. Если для этой воображаемой культуры очень важна идея целостности мира, то ее представители могли бы сразу подойти к идее квантовых элементарных частиц с их сложным строением, минуя при этом путь Галилея, Кеплера и Ньютона. Такая гипотетическая физика стала бы интересоваться другим классом физических явлений, и ее формы описания мира оказались бы весьма непохожими на привычные для нас. Разумеется, эта физика описывала бы тот же мир, что наша земная. Но это было совсем иное приближение к адекватному отражению действительности. Это было бы, образно говоря, отражение с другой стороны в иначе устроенных зеркалах. И мы не могли бы тогда найти простого и прямого соответствия между известной нам формулировкой физических законов и формулировками, привычными для отображения нами инопланетян.
Разумеется, представить эту иную физику нам чрезвычайно трудно. Сделать это — значило бы отказаться от коренных представлений человеческой науки. Но признать эту возможность мы имеем все основания. Есть общий принцип науки: надо исследовать не только то, что непосредственно дано в опыте, но и то, что можно мыслить в рамках данной науки. Если мы хотим подвергнуть научному изучению саму научную деятельность, мы не должны считать ее заранее единственно возможной. А может быть, есть и путь построения математического языка науки, не опирающийся теорему Пифагора? Маловероятно, но всё-таки. Так что считать очевидным, что наши «братья по разуму» имеют тот же набор простых математических теорем и даже теорий, было бы неосторожно. Отличия мыслимы не только в числе пальцев на руках, но и в самом пути построения системы знаний. Но суть сказанного не в том, каких пришельцев из космоса мы должны ожидать или бояться. Суть в том, что в науке есть человеческая сторона дела. Именно она сделала нашу науку и технику такими, какие они есть.
И. Иволгин.
Если посмотреть на эти рассуждения без смеха в историческом разрезе — это писалось в СССР в далеких семидесятых годах ХХ века.
[…] Читайте окончание. […]