ILLC

Иногда можно услышать такие мнения, будто бы «хворостом» для большевистской революции среди крестьянства стали миллионы обездоленных семей, которых тяготы Первой Мировой войны с ее огромными потерями (а на 80% армию и составляли мобилизованные крестьяне), довели до крайней степени отчаяния. И, дескать, если бы не война, у большевиков не получилось бы всколыхнуть пожар революции в России.

А что происходило глобального в жизни крестьян Российской империи в последние пятьдесят лет перед революцией? Во-первых, в 1867 году крестьян сделали свободными, отменив крепостное право. Во-вторых, уже к концу XIX века в правительстве осознали, что далеко не все крестьяне смогли достойно адаптироваться к условиям свободного хлебопашества. Особенно это было заметно в традиционной хлеборобной зоне России — малороссии (то есть, Украине на современный лад). По этой причине произошло, в-третьих то, что у сейчас называют аграрной реформой Петра Аркадьевича Столыпина.

И одним из главных направлений реформы был проект переселения неудачливых малороссийских крестьян за Урал, в Сибирь. Дескать, там много простора, там востребовано хлебопашество, поскольку климат суровый, крестьян бесплатно наделяли землей, компенсировали проезд по железной дороге, давали подъемные ссуды. Иными словами, последние десять лет пытались пересадить крестьянина из средней полосы в таежные края Забайкалья и Приамурья. В тайны переселенческого дела я не посвящен, но, сколько известно широкой публике, деятели колонизации Восточной Сибири искали удобные для земледелия пространства, чтобы заселить их «избытком» европейско-российских землеробов.

Захудалой, лапотной черносошной Руси хотели открыть новые места для приложения ее труда. Людей, которые «не выдюжали», не устояли в борьбе за хлеб и жизнь на полтавских черноземах или смоленских суглинках, хотели поправить, пересадив их на «мари» приамурской тайги. Прошу заметить, что я отнюдь не иронизирую над годностью Приамурского края для земледелия. Напротив, не будучи агрономом, я априори готов допустить, что при применении некоторых особых методов обработки земли, с затратой большого количества труда и времени, наше Приамурье могло одеться тучными лугами и всколоситься злачными нивами. Только, сдается мне, задача эта оказалась не по плечу тому контингенту обездоленных экономически и физически слабых людей, из которых вербовались переселенческие кадры. Это дело богатырей колонизации а не ее рабов, трусливых и ленивых от отчаяния, как и все рабы.

П. А. Столыпин назвал аграрный закон 14 ноября «ставкой на сильных». «Сильные» выйдут на хутора и создадут экономически мощный класс мелких земельных собственников. Поголовная гибель «слабых», конечно, не могла входить и не входила в расчеты актуальной аграрной политики. Переселение в Сибирь должно было избавить их от этой участи. Вот тут то и позволительно заметить, что если «ставка на сильных» была «дана», то «слабые будут, вне всякого сомнения, «биты», — именно и только потому, что они «слабые». И так оно и вышло – неудачливые малороссийские крестьяне, которые не смогли в благоприятных климатических условиях успешно богатеть, в суровых условиях Сибири оказались беспомощными и обездоленными вдвойне. Возьмем на заметку – именно они сначала попали в экономическое «рабство» от более успешных и адаптированных сибиряков (попросту батрачили на них за хлеб).

И именно они стали после Октября 1917 года движущей силой революции в крестьянской среде. А вы как думали? Не богатые же с ума сошли, чтобы поддерживать большевиков, у них-то все было. Но вот откуда взялась в Сибири отдельная «пятая колонна» обездоленного крестьянства в огромных количествах, которая несмотря на то, что в каждой хате висели иконы, они не побоялись Бога и с лютой ненавистью начали мстить зажиточным сибирякам, что было на руку безбожникам большевикам, которые им всего то и обещали — землю дать. Землю? Так разве не дал им Столыпин наделы? Дал, да они их по бедности тем же зажиточным сибирякам и продали за бесценок. Вот откуда за Уралом сформировался такой мощный антагонистически настроенный слой крестьянства.