ILLC

Дело сибирской колонизации можно было бы считать выигранным только тогда, если бы оно было поставлено, как «ставка на сильнейших». Такими «сильнейшими» и явились в свое время первые сибирские колонизаторы, заимщики из гонимых, но мощных духом и телом старообрядцев. Люди, которые отваживались на борьбу, — хотя бы и пассивную, — должны были, конечно, обладать недюжинными силами. И они сравнительно легко одолевали естественные препятствия, воздвигаемые на их пути суровой природой.

Если хотите, в этом явлении нет ничего специфически русского; ведь и Америка была первоначально колонизована гонимыми на родине пуританами, то есть наиболее стойкой, упорной и трудоспособной частью английского народа. Всесторонне образованный, с отличием окончивший физико-математический факультет Санкт-Петербургского императорского университета, Петр Аркадьевич не мог об этом не знать. Да и сам он был человеком с очень сильными волевыми качествами, но слишком далек от крестьянства. Однако, управлять и просчитывать такие моменты, как многотысячное переселение не самого богатого слоя народа крайне трудно, почти невозможно. По сути судьба их решалась, причем, не в самый для них благоприятный момент жизни – их оттесняли в Европейской России их более успешные соотечественники, которых в свою очередь никакими сибирскими пельменями не заманишь покинуть свой край.

К тому же, Столыпин, как многим тогда казалось, не вполне учитывал два очень важных момента. Первый – нельзя всех мерить по своим личным качествам (достаточно редким и выдающимся, иначе бы его не пригласили работать в Департамент Внутренних дел). Можно начитаться героических повествований о покорителях Сибири, и даже представить себя на их месте, а вот большинство обедневших крестьян с семьями – это утопия предполагать, что они смогут повторить подвиг единиц выживших и укрепившихся в этом суровом краю. Второй – все же Петр Аркадьевич, больше воспитанный в европейской традиции, не учел такого фактора, что наш народ не настолько законопослушен и благороден. Особенно, когда встал вопрос о защите сибиряками своих выгод по факту нашествия дешевых крестьянских обедневших и измотанных в дороге переселенцев.

А взгляните-ка, что представляли из себя наши малороссийские Переселенцы! Переселенец — это синоним последней степени экономического оскудения и духовной забитости. И способен ли помочь его укреплению относительный, чисто топографический, а не агрокультурный, — земельный простор? Вот что писал журналист в одной из сибирских газет в 1907 году.

Прошлым летом я видал Переселенческие партии на различных станциях Забайкальской дороги. Особенно врезалась мне в память сплошная серая толпа, покрывавшая ночью перрон Стретенского вокзала. Вповалку лежали изможденные мужчины и женщины, старики и молодежь; жалобно пищали дети, зябнувшие под жалким, нищенским тряпьем: некоторые женщины, испитые, растрепанные и простоволосые, как ведьмы, сидели, томясь бессонницей, возле убогого своего скарба, и в расширенных, неподвижно устремленных в пространство глазах их читалась такая бездна усталости и безнадежности, что даже у меня, видавшего всякие виды, что-то болезненно заныло в том месте, где у людей обыкновенно предполагается сердце.
— «Битые карты»! — подумалось мне.

Какое мощное и верное сравнение — «битые карты», люди проигравшие все свои ставки в Европейской России, отправившиеся под обещания Столыпина в суровейший край Сибири, за тысячи верст со всем скарбом и семьями. Но что они там нашли? Еще больше обнищание и экономическое рабство (те, кто выжил в суровых сибирских зимах по первому году пребывания). Так разве им кто-нибудь мешал также наняться на своих землях? Не думаю, что их насильно сгоняли, и, уж точно, не в Сибирь.