ILLC

Пристойные предложения.

Хворост для революции (часть 4)

Дали бы для осуществления колонизации Приамурья таких людей, — ведь, и за Уралом у нас были сильные люди! — и за удачу предприятия можно было бы поручиться головой. Да вот беда: наши сильные люди предпочитали у себя дома обзавестись хуторами, в чаянии современном скупить за бесценок наделы своих экономически расслабленных бывших односельчан. Им неохота было тратить энергию на обработку земли в крае, где земледелие, при самых удачных сопутствующих условиях, останется всегда самым неблагодарным приложением человеческого труда, и по неотвратимой логике вещей обрекли на этот неблагодарный сверхсильный труд самый захудалый и слабый элемент метрополии.

Восточную Сибирь и Приамурье колонизовать и нужно было, и возможно, но, конечно, не землепашцами! Землеробы сюда пришли бы вслед за лесниками, рыбопромышленниками, горнорабочими и рабочими металлургических фабрик. Пришли бы сами, имея перспективу внутреннего сбыта продукции в Сибири при сложившемся дефиците продуктов питания, — и тогда, быть может, обеспечило вышеуказанное население местным хлебом. Да и отношение к переселенцам было бы иное – как к производителям пищи, остро и насущно востребованной большими массами не производящих сельскохозяйственную продукцию огромных масс – охотников, рабочих, торговцев и прочих, не кормящихся от сохи.

Но делать их пионерам и восточносибирской колонизации — в высшей мере было и не справедливо, и не расчетливо. Борьбу с природой следует всегда вести в направлении наименьшего ее сопротивления. Хлебопашество – это тяжелейшее рукоделие, а не бабье домашнее ремесло, для которого нужен только комплект все для вышивки. Почему же начали колонизацию края с насаждения в нем самого несоответствующего его условиям земледельческого населения? Хорошим оплотом против восточных соседей могли явиться экономические подонки европейско-русского крестьянства, подвергнутого дегенеративным условиям таежной жизни. А местные крестьяне сибирские не особо приветствовали появление конкурентов.

Вернее, приветствовали, но лишь с перспективой получить в свои хозяйства дешевых батраков. А ведь так оно и вышло в итоге. Переселенцы приехали туда уже разоренными и бедными в крайней степени. Сколько погибло их детей, стариков и женщин, не сумев акклиматизироваться. Сколько пота пролили крестьяне, прежде расчищая от леса и пней выделенные наделы, сколько приноравливались, живя при этом практически впроголодь, едва отстроив себе непрочные холодные временные жилища. Так и сибиряки не спешили им на помощь, они вообще западно-российского крестьянина считали неженкой, относились пренебрежительно. Да и с религиозной стороны уже со времен никоновских гонений после раскола XVII века было напряженное и агрессивное отношение к «треперстящимся» западным славянам. В Сибири то уже почти триста лет проживали беглые старообрядцы.

Над всем этим стоило подумать заранее, и подумать очень серьезно единомышленникам Петра Аркадьевича. Но сам он, к сожалению, трагически погиб в 1909 году, последующая война и вовсе увела государственные умы в ином направлении, а потом уже и революции грянули одна за другой. Ну, а задачей большевиков являлось подключение в свою борьбу как можно большего количества населения. И Владимир Ильич Ленин, безусловно, не менее мощный стратег, чем покойный на тот момент Столыпин, смог и просчитать наличие этого уже готового хвороста для революции среди обездоленного переселенного крестьянства, и сделать самую верную ставку на него в восточных регионах России за Уралом.

Один, но меткий камент на “Хворост для революции (часть 4)”

  1. 1

    […] их позорно, но отвага — выше всякой похвалы. Но выносливость — поистине изумительна. Но энергия — ничем не […]

А дай-ка и я черкну!