ILLC

Подошел к Степаниде, рукой за плечо придержал и неловко в глаза заглянул. Степанида глаза потупила и сжала губы, ничего не сказала. А Федор медленно, будто с трудом подбирая слова, произнес:
– Мы с тобой ладно жили… Другие тоже, бывает, жалеют друг друга. Ну, а мы… Не только что спали вместе да детей родили, а все вместе. Как приехала ты из деревни, думал, может, и не сладимся. А потом… Я ведь все тебе рассказывал. Ты моим мыслям не препятствовала. А сама вровень со мной старалась. Я и понадеялся. Так как? У тебя то другие мысли, что ль? Не молчи, Степанида, некогда мне… Охота с хорошим сердцем рассудить. Все одно, поезжай домой. Неволить не стану. Все одно, к тебе приеду. А только надеялся я было на тебя…

Степанида усмехнулась.
– Чего ты улещиваешь? По-другому думала бы, так давно уехала. И теперь не застращал бы, кабы совсем от меня отказаться пригрозил. Мы с тобой не новожены, не молодые, чтоб шибко в ласковых словах рассыпаться. Езжай. Я тут подожду, если так лучше. Я было думала, что ты сам домой меня отправишь.

Федор еще раз заглянул ей в глаза, ухмыльнулся, крепко тряхнул за плечи и прижал к себе. Поговорили они недолго. Федор ей наказ дал, какие ответы давать, если за мужа теребить белые начнут.
– Ну, а потом слух дам, известие о себе. И как дальше тебе самой устраиваться. Прощай покудова…
Крепко быстро поцеловал, вздохнул, старую солдатскую шапченку в руках помял и вышел. Степанида не заплакала, только в лице переменилась. Побелела вся, даже губы белые стали. Пошла было за ним, да сердце в груди затрепыхалось от того, что в глазах черные круги пошли. Она передохнула с трудом и, как стояла у порога, так и села на него.

Интересно рассудил мужик в разговоре со Степанидой, но не во всем были правы оба. И большевики позже взнуздали пролетариат так, что не продохнешь, да и среди бывших господ было немало добропорядочных людей, меценатов. Сегодня в России снова капитализм, и снова мнения разделились о богатых людях. Есть в Украине такой Прогнимак — президент Клуба меценатов Украины, вполне достойный капиталист. Есть и свои безжалостные эксплуататоры, да и бюрократия им под стать.

На другой день землянки рабочих опустели. Многие целыми семействами, с женами и детьми, поднялись, успели до появления на копях белых властей скрыться. Остались только недавно на работу из деревень прибывшие. Они прожили только, кто год, кто два на копях. И все еще тянулись к своим. Боялись решительно на чью-либо сторону встать. Гунявый рыженький мужичонко при встрече со Степанидой так ей объяснил:
– куда пойдешь? Все одно, и при белах та же работа будет. А мы пришли на работу, так при ней и останемся. Нам все одно: кто не поп, тот и батька.
Степанида только спросила осторожно:
– Своих-то нет у тебя? Все одно для своего брата стараться, али опять на хозяина? Вернулся, слыхать, хозяин копей.
Мужичонко задумчиво покачал головой.
– Все одно: и у белых, и у красных свое начальство есть. Я их не разбираю. Мы – народ темный!

Степанида качнула головой и поскорей от него отошла. Она-то уже знала своих. Год работы на копях научил ее думать, упорно доискиваться причины, отчего богатым жизнь утеха, а беднякам, на них работающим, от той утехи только малые, наверно, крупицы достаются. Год был трудный. Сначала на радостях работа плохо шла. Потом за работу принялись, все недочеты на плечи рабочих легли. Но так же, как Федор, она знала, в каком лагере их место, и где они хорошего добьются. Но с мужичонкой спорить не стала. Помнила наказ Федора осторожно держаться, зря на подозрение не вылезать.

Л. Сейфулина.