Песня (часть 2)
Мученичество свелось к отсидке в волостном каталажном помещении за отлучки, без разрешения из деревни. Подвиг… А подвиг свелся, между прочим, в голодной экспроприации у убогого торговца… Правда, в этом подвиге он участия не принимал, но этот грабеж погрузил его на самое дно отчаяния.
— После этого — все пропало! — сказал сам себе он.
Сказал — и прошел на утес, который так гордо высился над всей окрестностью… Человек сидел у края пропасти, и ненависть к собственному бытию, столь полному страданий, казалось, достигла наивысшего напряжения.
Вдруг его слух уловил, среда ропота тайги вокруг утеса, плеска речных волн внизу, гомона птиц, какие-то новые звуки. Это была мелодия знакомой песни… Какая-то искра вспыхнула в груди человека, что-то всколыхнулось, глаз его кинулся недоверчиво и торопливо искать место, откуда исходили звуки песни, так много говорившей ему о тех минувших днях, когда у него впереди ничего не было, кроме света и гордой борьбы, песни, так всколыхнувшей воспоминания о горячих речах и сверкающих вдохновением взорах.
Вдали по реке меж зеленых островов виднелись медленно плывшие какие-то неуклюжие деревянный коробки. Это были паузки, на крышах которых чернели кучки народа. Оттуда и неслась звуки песни… Угрюмый край получал новую порцию изгнанников. Одна из светлых искр жизни сохранилась еще в душе Имя Рек, и случайно раздавшаяся в пустыне песня не дала ей потонуть. Там где песня — там и надежда, где надежда — там и жизнь, организация праздников иногда происходит незаметно, но всегда действует на нас внезапно и благодатно, как бальзам…
Имя Рек снова окинул с вершины утеса взором окрестность. Теперь он заметил ее.
— Как, однако, хорошо кругом! — что-то воскликнуло внутри его.
И на вершине утеса, не так далекой от низин долины, боли душа его стали вдруг казаться ему чем-то не столь уж важными, как это было за минуту до этого. Черные птицы — мысли куда-то скрылись и перестали реять над его головой… Когда паузки плыли мимо утеса, на нем уже никого не было.
Имя Рек шел быстрыми шагами по таежной тропе, у него на душе было мрачно, но пустоты там уже не было.
— Бежать отсюда — шептал про себя Имя Рек. Смерть осталась позади. Впереди Имя Рек стояла уже жизнь, суровая, неприглядная, но жизнь. Он стремился к ней, к людям, к новой борьбе…
[…] Прошло всего только несколько месяцев, как молодой и бодрый, впервые вступил ногой на сугробы снега, которыми была покрыта страна, где ему предстояло пробыть долгие годы. Об этих годах он давно уже грезил, как о времени искуса, мученичества и подвига… Но искус свелся к безотлучному пребыванию в глухой, таежной деревушке, среди людей — одних, с ненавистью смотревших друг на друга, ибо ничто так не разъединят людей, как вечная душевная обнаженность, — других, хлопотливо строивших на таежной прогалине свою собственную жизнь, полученную в наследство от предков, и с недоумением взиравших на пришельцев. […]