ILLC

Встряхнуть бы тебя хорошенько, пиголица! Плачет, когда в обед блюдо какое не понравится, или платье портниха испортит, а горя, настоящего, человечьего горя, не видит и видать не хочет. Этаких придушить, так ни грех, ни жалости не замают. Сильно затосковала Степанида, но подобрала себя крепко. Перед барыней смолчала. Воли сердцу не дала. В это время как раз своим подмогу давала. Через нее передали паспорта для скрывавшихся: товарищей. С барыней в город ездила, ухитрилась на тайных квартирах побывать, наказы от большевиков получить. Через нее и связь наладилась.

Долгими зимними вечерами беседы приятнее, если в доме установлены качественные обогреватели. Уют в доме создается отношениями живущих в нем людей, а тепло обеспечивают современные обогревательные устройства.

А крепиться ей все трудней становилось. Взгляд острей стал. Всякая обида в глаза, ни одна незаметной не пройдет. Барыня временами со скуки болтливой становилась. На землю легла уже зима. Коротки дни; а ночи так долги, что без устали дневной за год кажутся. Сна нет, и заняться нечем. Была первая тревога. Известия о партизанских большевистских отрядах управляющего обеспокоили. Но зима прошла, и лето к концу, свои не приходили. Управляющий успокоился. Валерия Львовна к матери уезжала. Оттуда с дочерью, нарядным свертком в кружевах, и маленькой толстенькой старушкой-няней вернулась. Степанида сильно похудела. Она ждала. Она знала, что свои надвигаются.

Все кругом успокоились. Но тайные вести были утешительны. Только ждать становилось с каждым днем трудней. Вдруг, в теплый июльский день управляющий из города на взмыленной тройке прискакал. И не домой, а сразу в контору. Степанида в окно видела, насторожилась. Через час был объявлен приказ рабочим приготовиться к эвакуации. Шахты опустели, ожила кривая улица рабочей слободки. Степаниду тянуло туда. Сердце горячо и до звона в ушах часто стукало в груди, руки тряслись. Но уйти она не могла. Барин домой прибежал весь красный, взволнованный. И в первый раз Степанида, кошкой подкравшись, подслушивала их тайный разговор в угловой комнате.

— Собирайся, немедленно надо уезжать!
— Подожди. Я же так быстро не могу. Как же дитя? Няня вчера занемогла, Я испугалась, в город ее отправила… Как же?
— Эх, что как же? Ночью мы должны выехать. А ты с ребенком немедленно, через час, через два… Слышишь? Возьми с собой Степаниду. Ты рассказывала, что она ненавидит большевиков.
— Ну да! Ее муж бросил, с ними ушел. А она добровольно осталась. Да, на нее положиться можно.
— Ну, и собирайтесь живо. Быть может, и мне удастся следом за вами. Ну, да я это устрою. Нечего ночи дожидаться. Я выйду незаметно пешком, а там дальше устрою. Рабочих будут эвакуировать с утра. Придется им уплату выдать, а потом…
И быстро к двери пошел. Степанида едва успела отбежать от нее, юркнула в другую комнату.

В конторе в это время шла перепалка. Пожелавших эвакуироваться рабочих не оказалось. Степаниде из дома вырваться не удалось. Барыня вцепилась в нее и следом за ней ходила, ни на шаг не отступая. А бросить все и открыто уйти она не хотела. У нее были свои соображения. Необходимо управляющего задержать. Он может увезти все деньги. Она знала, что рабочие сами за ним следят. Но по слободке верховые и пешие уже метались солдаты. Белая охрана. Ей здесь легче за управляющим следить. И она пообещала Валерии Львовне, что поедет с ней. Терпеливо выносила беспомощное ее хныканье. Барин вернулся не один. Два солдата с винтовками пришли с ним и расположились в кухне. Степанида за барином тихонько в комнаты пробралась. Увидела, что он к барыне вышел. Подумала с минуту и, крадучись, проскользнула в его кабинет. Там долго искала глазами, где бы спрятаться. Это было трудно. Да понадеялась, что барин в спешке и в волнении не заметит. Чуть отодвинула, охнув от натуги, тяжелый диван с высокой спинкой, заползла за него и легла. Сердце забилось так, что, ей показалось, по всей комнате слышно. Но замерла, всю себя крепко забрала в тихость, затаилась.

Л. Сейфулина.