ILLC

На этой стирке неожиданно Степанида милостивое барынино внимание к себе привлекла. В прачечную зашла, Марья Потапова, щуря ласково глаза, бурной льстивой радостью ее встретила. Посмешила рассказом каким-то, веселой побасенкой. Понравился барыне хитрый говорок. Она и в кухню, когда прачки обедали, пришла. Тут к Степаниде пригляделась. И всем строгим обликом, сдержанностью ответов своих, неспешностью движений неожиданно ей Степанида понравилась.

В это время как раз привезенная из дальнего города востроглазая с завитым чубиком горничная Валерии Львовны проворовалась. Уличили ее. Барыня решила вместо нее Степаниду к себе в услуженье взять. Степанида не сразу согласилась. Противна ей была чудная, взбалмошная, ребячливая барыня. Но в это время доставили ей слух от мужа. Он наказывал, чтоб никуда с копей не выезжала, а пристроилась бы как-нибудь безопасней, чтобы поменьше за ней приглядывали. Тогда дело одно можно будет через нее наладить. Степаниду грызла тоска по детям. Ночами, при мысли о них, сна лишилась. Иной раз привидятся во сне, сразу, как от толчка в сердце, просыпается.

Но домой и свекровь теперь приезжать не советовала. Придет с копей, разговоры начнутся: как, да что, да где Федор. Старика, пожалуй, на допросы потянут. К нам в деревню тоже каратели наезжают. Всяким слухом пользуются, подозрительных людей ищут. Да и своих односельчан-недоброжелателей много. Лучше переждать. Дома все благополучно. За денежной подмогой старик со старшим парнишкой сами как-нибудь выберутся к ней приедут. Вот этого дня она и стала, как праздника ждать. В господском доме место самое безопасное. Известья нужные в квартире управляющего тоже легче узнать. И Степанида согласилась. Работа не тяжелая, хоть и доставалось за день ногам. Все по мелочам туда-сюда приходилось тыкаться, то и дело:

— Стеша, дайте носовой платок. Стеша, переставьте вот так столик. Стеша! Где же моя сумочка?

Барыня — как человек, лишенный рук и ног. Сама ничего не возьмет и не найдет. Комнаты мелочишкой нарядной все позаставлены. И за ними ежедневный кропотливый требуется уход. Но не камни ворочать. Досадно силу убивать на такую работу, да все же привыкнуть можно. И пища хорошая, и одежду справили. Но с каждым днем на сердце коростой нарастали тоска и злоба. Вот живут: ни над чем не трудятся, всего наглотались, не знают, что и придумать, чтоб в глотку с охотой шло. Это управляющий так живет. А как же сам владелец? И добывают все для такой жизни им рабочие. Для них даже о пригодном жилье не позаботились. Казарма у холостых холодная, без потолка, прямо два ската крыши вверху. У семейных хлипкие, тесные землянушки. Окна забиты железом и тряпьем. Нет ни сарайчика, ни кладовушки. Уголь для топки тут же, под кроватями.

С каждым днем росла злоба в сердце у Степаниды. В деревне господской жизни она не видала. Обиду положенья своего так остро не чувствовала. А здесь постоянно в глаза лезла разница жизни господ и рабочих. И рабочие, поди-ка, из той же плоти и крови. Только они работают, а эти готовое кушают. И не подавятся, ироды. Однажды несчастье случилось. Испортилась воздуходувная труба. Быстро наполнил Надеждинскую шахту ядовитый газ. Когда вынесли задохшихся рабочих, Степанида прощаться с ними ходила. И будто отсвет от темной синевы мертвых их лиц и на ее лицо пала. Вернулась синяя и бледная. Барыня ее увидела, далее испугалась.
— Вы не заболели? Сходите сейчас же к фельдшеру. Я больных боюсь. И вообще, Стеша, скажу вам откровенно, мне уже надоедать начинает ваш постоянный невеселый вид. Вначале мне казалось, что вы просто тихая, а вы — угрюмая. Это мне неприятно Я радость, люблю. Встряхнитесь, пожалуйста!

Л. Сейфулина.